Год назад у молодой поэтессы из Свободного Татьяны Пантелеевой вышел дебютный сборник стихов «Все иz-zа…» под псевдонимом Sato Ry. Сегодня студентка истфила БГПУ готовится к презентации уже второй книги «Реконструкция», изданной в Благовещенске несколько недель назад. Мы встретились с молодым автором и поговорили о новом сборнике, поэтических экспериментах и литературном аппетите.



— Таня, как получилось, что интервал между выходом твоего первого и второго сборников составил всего год?

— Ну, видимо я штампую продукты (смеется). А если серьезно, все получилось спонтанно. Мне позвонил Павел Маркелович Никиткин (писатель, скульптор, председатель амурского отделения Союза российских писателей — прим. ред.) и спросил, не хочу ли я издать второй сборник стихов. Финансирование ожидалось от Союза российских писателей и федерального министерства культуры в рамках объявленного Года литературы. Я подумала над предложением, отложила в сторону свой диплом, который мне предстояло защищать, и взялась работать над книгой. 

— Никиткин обратил внимание на твои стихи после знакомства со сборником «Все иz-zа…»?

— Да. В декабре прошлого года на презентации книги он сказал, что считает ее самодостаточной и довольно новаторской. Отдельно были оценены полиграфические достоинства сборника, поскольку для Свободного, где он был издан, это явный андеграунд. 

— Можешь ли ты как автор оценить собственную эволюцию от первой до второй книги?

— По сути «Реконструкция» — это переиздание первого сборника, но более расширенное. Здесь многое выглядит иначе: во-первых, вместо псевдонима на обложке появилось настоящее имя автора. Предыдущий сборник я подписала псевдонимом Sato Ry по двум причинам: во-первых, под этим ником меня знали в интернет-среде, а во-вторых, с ним у меня была связана очень важная личная история. Также в моей второй книге появились иллюстрации, которые я считаю ее неотъемлемой частью. Они, с одной стороны, являются подсказками к некоторым стихам, с другой — в них заложены дополнительные шифры.

— Кто стал иллюстратором и как тебе с ним работалось?

— Я никого не видела в этой роли, кроме моего близкого друга Маши Амановой. Я вообще за полчаса общения с человеком могу понять, сможем ли мы работать вместе. С Машей было именно так, хотя она долго сомневалась, стоит ли ей делать рисунки к моим стихам. Но я сразу поняла, что этот человек сумеет понять, что творится в моей голове. Мы работали без всяких графиков: просто она читала стихотворение и через какое-то время присылала мне рисунок с тем, что она увидела в этом тексте. И всякий раз ей удавалось уловить мою эмоцию и передать ее без слов — так, как это бывает только у близких людей, которым при встрече не нужно объятий, а достаточно просто кивка головы. Поэтому я могу сказать, что мы с Машей являемся равноправными соавторами этой книги. 

— Все иллюстрации в книге монохромные. Чье это было решение?

— Мое, потому что я любитель статики, черно-белых изображений, всего винтажного. Когда сама что-то фотографирую, часто выбираю стиль ретро, сочетание черного и белого.



— Дополнив первый сборник, ты сохранила его композицию: все стихи распределены по разделам, которые названы «отделениями». Это какая-то отсылка к музыкальным концертам?

— Скорее даже к театру. Жизнь ведь напоминает собой представление, в котором очень много граней или отделений. Если заглянуть за ширму каждого из них, увидишь совершенно разные истории. У меня их девять.

— Тебе принципиально, чтобы читатель знакомился с ними по выстроенному тобой порядку?

— Нет, можно начать чтение с любого места, потому что каждое «отделение» — это самостоятельный цикл. Но внутри него все тексты довольно прочно связаны. К примеру, первый раздел «Псевдоклассика» объединяет стихи, в чем-то довольно стандартные и понятные совершенно разным читателям, но в них, конечно, тоже есть свой подвох. В отделении «Because of V.» собрано то, что принято называть любовной лирикой. «Созерцаемое» — это в основном верлибры. «Перелом» — вещи, с которых изменилась моя система письма, поскольку что-то по-настоящему свое я начала писать только около года назад. 

— К слову о манере письма. Ты не отдаешь предпочтение определенной метрической системе: в «Реконструкции» действительно встречаются и верлибры, и классическая силлаботоника. Что это: уже принципиальная позиция быть разной или пока еще просто поиск?

— Мне кажется, что автор не должен зацикливаться на каком-то одном стиле, он должен все время расти и развиваться. Лично себя я могу охарактеризовать как разную в своей одинаковости. То есть, у меня есть собственное видение, а стихотворная форма — лишь варианты этого видения. Когда я сажусь писать, я не думаю о форме. Аппетит приходит во время еды, вдохновение — во время работы. Но в последнее время, к счастью, содержание и форма все чаще сочетаются друг с другом. 

— Что для тебя сам процесс творчества: психотерапия, самовыражение, самоанализ?

— Даже не знаю, как я могла бы это назвать. Я пишу вне зависимости от того, хочу я этого или нет, просто в определенный момент внутри меня открывается некий заветный клапан. Это может случиться когда угодно, хотя я не очень продуктивна: пишу в среднем по два стихотворения в месяц. Но если клапан открылся, а у меня через 15 минут встреча, я могу написать человеку: «Прости, я не приду». Потому что знаю: если не запишу сейчас, нахлынувшая стихия уже не вернется. А вообще пишу до того момента, пока мне не начинает нравиться стихотворение — такой вот у меня критерий. Я не люблю свои стихи, считаю приличными около пяти текстов. Но при этом чувствую: не писать я точно не могу. 

Проекция от…

Я хотел бы остаться манерно жеманным, 
Отпечатавшись разом во всех областях… 
В плоскостях утро вновь неизменно туманно, 
Не в моих. Но хотя бы и так. Нам осталось 

Пятнадцать минут до рассвета, чтобы вдаль 
Проводить угасающий поезд. Монолог раз- 
Решившись ответом в пыльной передней рас- 
Правит кулак, заглушая мой собственный голос. 

Если и так, то в какой-нибудь пьесе разыграли… 
Меня по ролям. Несомненно, я стал бы посмертно 
Известным. Про меня сняли б фильм. Написали 
Роман. А потом бы раздали. Почти безвозмездно. 

Не считая слогов и случайно отвергнутых сверстниц, 
Что на улицах пыльных дождем и снегами испорчены, 
Я ищу тебя вновь в зеркалах, переходах, на лестницах, 
По испитым рабочим. И снова отвергнутым горничным…