«Счастья, любви и мороженого», — говорит настоятель Храма иконы Божьей Матери «Всех скорбящих Радость» иерей Евгений Семерня, когда прощается. Сейчас служителю церкви нет и 30 лет, а священником он стал в 22 года. Хотя мечтал быть экологом и спасти реку Амур. О том, какое чудо укрепило его веру в Бога, как молодой благовещенец стал священником и с какими трудностями ему приходится сталкиваться на этом непростом поприще, он откровенно рассказал корреспонденту «Порт Амура».

— Отец Евгений, сколько Вам было лет, когда Вы пришли к вере?

— Мы часто приходим к Богу через скорби и печали. Через это прошел в некотором роде и я. До 5 класса у меня все было нормально, а потом маму парализовало. Она с трудом могла передвигаться по квартире. Помню, как она делала это, опираясь на табуретку. И вот я, возвращаясь домой после школы, и готовил, и убирал, и маме помогал дойти до туалета и обратно. Я чувствовал, как мне сложно быть одному — отец ушел от нас, когда я был в первом классе. И мы решили с мамой, что надо переезжать в Соловьевск к бабушке с дедушкой — мне будет легче учиться, потому что от них будет помощь. В Тындинском районе мама познакомилось с женщиной по имени Екатерина, которая оказалась в инвалидном кресле после 11 класса — она сейчас супруга священника из Соловьевска отца Сергия (приятно посмотреть, как он любит свою матушку, носит ее на руках везде). Так вот, к Екатерине приходил в гости поговорить, чай попить священник. Однажды он посетовал, что у него нет помощника в храме. И матушка Екатерина спросила мою маму, могу ли я помочь. Я подумал, что нет ничего страшного — сходить один раз. Тем более, я был крещеным, ходил в церковь раньше, ставил там свечки, хоть не и не понимал, зачем.

— Вы помните свой первый день в роли помощника?

— Да. Я пришел в храм, где меня встретил молодой священник — отец Платон (Норматов). Он завел меня сразу в алтарь, туда, куда позволено зайти далеко не всем. Первое впечатление: «Вау, где я нахожусь!». Когда я вернулся домой, мне стало плохо от запаха ладана. Настолько, что около кровати пришлось поставить на всякий случай тазик. Слава Богу, все обошлось. А на утро, когда я проснулся, в голове роились мысли: зачем туда возвращаться, ведь было нехорошо от ладана. И тогда, в шестом классе, я понял, что в мире есть силы, которые мешают тебе сделать добро. Я переборол себя, свою лень, и пошел на утреннюю службу. Тошноты я уже не чувствовал, хотя специально подносил к себе кадило с ладаном. Я понял, что я там нужен, а ведь это замечательно — быть кому-то нужным. Моя помощь к храме привела к тому, что я потом своей маме предлагал вместе молиться.



— И как мама отнеслась к Вашему предложению о молитве?

— Помню, оставил однажды маме Молитвослов и ушел на уроки. Возвращаюсь назад, вижу, что она на кухне чай пьет. Сама сидит, представляете? Я спросил, как она оказалась на кухне, предложил донести ее. Но она отказалась, поднялась со стула и сама, кое-как шаркая, дошла до раковины, помыла за собой чашку, а потом, также шаркая, со слезами на глазах сама добралась до кровати и легла. Мама рассказала, что прочитала утреннюю молитву из Молитвослова и почувствовала, что взлетает. Мы упали на колени и стали благодарить Бога за это. Тогда я осознал, что нельзя оставлять Господа, когда он проявляет такое чудо. Сейчас моя мама монахиня. Она бегает по всему Благовещенску, решает всякие дела монастырские.

— Вы уже в тот момент поняли, что посвятите свою жизнь служению Богу?

— На самом деле, нет. Девятый класс в Соловьевске я закончил на «отлично», и мы перебрались в Благовещенск, чтобы мне было проще готовиться для поступления в институт. Я мечтал стать экологом. Хотел очистить нашу реку Амур или работать в заповедниках. При этом в Благовещенске я не оставлял и службу в храме — в Кафедральном соборе помогал бывшему правящему архиерею владыке Гавриилу, который многому меня научил.

Так вот, продолжая учебу в 10-11 классах, я был свободным слушателем в ДальГАУ, посещал лекции, касающиеся экологии. Мне это нравилось. Уже в 11 классе, незадолго до сдачи ЕГЭ, ко мне после службы в храме подошел отец Сергий (Бондаренко) и спросил, куда я буду поступать. Я рассказал о своих планах. Он же сказал, что видит, как мне нравится церковное служение, и посоветовал поступать в семинарию. А я тогда ничего не знал об этом учебном заведении. О семинаристах мне было известно, пожалуй, только благодаря творчеству Николая Васильевича Гоголя. И вот я пришел домой, ввел в поисковике слово «семинария», и первое, что открылось, была Хабаровская духовная семинария. Я посмотрел, что там такие же ребята, как я, но изучают они другие предметы: Богословие, Священное Писание, риторику, педагогику, психологию. Меня это зацепило, и я стал готовиться к поступлению. Экзамены вступительные я сдал успешно, а уже на пятом курсе, ближе к защите диплома, мы поженились с Анной .

— Хабаровск — крупный дальневосточный город. Почему решили вернуться назад в Благовещенск?

— Я видел себя только в Благовещенске, хотя были разные варианты. Можно было и в Москву уехать — приглашали. Но я считаю, что где родился, там и пригодился. И вот, в 2016 году я вернулся домой. Мне было 22 года. По приезду я встретился с правящим архиереем владыкой Лукианом, меня рукоположили во дьяконы, а через три дня после этого мне сказали, что назначат священником. Я просил повременить, хотел послужить дьяконом, но против воли владыки не пойдешь. Мне хотелось заниматься делами молодежи, меня к этому тянуло, но, опять же, у архиерея были для меня другие задачи: исповедовать, молиться, служить, а потом меня благословили на служение в Амурской областной больнице.

— Тяжело быть священником для людей в болезни?

— На самом деле, это было самое святое и счастливое время для меня. Господь открывал и показывал столько чудес: человек был в коме, а после молитвы пришел в себя. Но ты понимаешь, это не твоих рук дело — это Бог действует через тебя. Однажды я исповедовал мужчину, получившего сильные ожоги. Он был на грани жизни и смерти. Я не буду нарушать тайну исповеди, но после он рассказал мне, что у него был выбор: пойти в тот день на службу в храм — а он был прихожанином — или посидеть с друзьями в гараже. Он предпочел второе, и там с ним произошла такая трагедия. Такой вот суровый урок.



— Помимо больничного служения у Вас есть и тюремное. Как так вышло?

— Спустя несколько месяцев после того, как меня назначили в больницу, мне снова позвонили из епархии и сказали, что владыка благословил меня на тюремное служение. Меня отправили в Рязань на учебу, с которой я вернулся и стал помощником начальника УФСИН России по Амурской области по организации работы с верующими. Сначала мне было очень тяжело ходить по тюрьмам и колониям, я был совсем молоденьким — 23 года, а там — люди, совершившие самые разные преступления. Сейчас уже привык, хотя иногда разные искушения все же бывают. Но они исчезают, как только за тобой закрывается решетка. И ты идешь, несешь им Слово Божье, читаешь Евангелие, совершаешь Таинство Крещения, Таинство Причастия, исповедуешь заключенных. Кроме того, есть ведь не только заключенные, но и верующие сотрудники уголовно-исправительной системы. И многие из них сейчас являются нашими прихожанами.

— Кстати, как давно Вы стали настоятелем храма? И как прихожане отнеслись к такому молодому священнику?

— Меня назначили в июне 2017 года. Повезло, что до меня здесь был тоже молодой батюшка. На год или два старше меня, и тоже безбороденький. Некоторые даже путали. Подходили и обращались ко мне «отец Владимир».

Конечно, во время учебы в семинарии мы представляли, какими мы будем священниками — плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Когда я только стал настоятелем, я сказал пастве, что главный в храме — Бог, а я здесь лишь слуга. То есть, я буду помогать, поддерживать, где-то плечо свое подставлю, но все ваши молитвы должны обращаться к Нему. И это, мне кажется, нас всех сблизило. А потом предстояло решить много административных задач: расширить хор, который состоял из нескольких человек, наладить работу пономарей в алтаре. А потом мы с Анютой придумали кое-что, чтобы привлечь молодежь — провели Осенний бал, на котором присутствовали 150 человек. И после этого при храме появились молодые люди. Есть поговорка: какой поп, такой и приход (застенчиво улыбается отец Евгений). Поэтому, мне хотелось, чтобы вокруг были близкие мне по возрасту люди. Вот прямо сейчас мы с вами беседуем, а внизу в трапезной молодежка в настолки играет.

— Тем не менее, у многих из ваших прихожан «жизненный багаж» намного больше. Легко ли найти для них слова утешения?

— Иногда бывало так, что я видел, что мои слова не находили в них отклик. Но, что самое важное, я говорил, что буду молиться вместе с ними, и Господь даст им то, что нужно. Пусть не сразу, но они поймут, что все происходит именно так, как должно быть.

Но самое больное, что для меня было и остается, — это когда ты не знаешь, что сказать, когда отпеваешь малыша такого возраста, как моя дочь (маленькой Вере Семерня нет еще и года — прим. ред.). У меня такое было дважды. Вернее, ты знаешь, что сказать, но понимаешь, что прямо сейчас твои слова совсем будут тут лишними. И в такие моменты ты просто молча стоишь рядом с теми, кто убит горем.

Такое бывает и в ситуации со взрослыми прихожанами, когда просто нужно быть рядом. Есть такая история: был прихожанин, который посещал все службы, исповедовался, причащался, а потом просто перестал ходить в храм. И тогда священник пришел к нему домой. Они поприветствовали друг друга, а потом сели у камина. Сидели они так в тишине какое-то время, пока батюшка не начал ворошить угли в камине. Он кочергой отодвинул один уголек, оставил его в сторонке от остальных и дальше сел молчать. А потом просто встал и засобирался домой, а прихожанин сказал: я все понял, спасибо за проповедь.

— Когда владыка назначал Вам новые послушания, он говорил, что готовит Вас таким образом к тому, чтобы быть настоятелем?

— Не говорил. И я не задумывался об этом до сегодняшнего момента. Но мы люди служивые, и делаем то, что нужно на благо Православной церкви и нашего края.



— А как Вы считаете, в Благовещенске достаточно храмов и церквей?

— Я точно знаю, что на территории детской больницы храм нужен. Именно здесь случилось чудо, которое меня вдохновило. Мне позвонила мама мальчика и сказала, что ее сын в реанимации. Я приезжаю, совершаю над ним таинство соборования (отпущение грехов — прим.ред.), молюсь за него и уезжаю. На следующий день ребенок приходит в сознание и спрашивает у мамы, где батюшка. Мама была шокирована и не сразу поняла, о ком он. А потом, когда я его навестил, он мне сказал, что видел меня. И это было в той самой больнице. Так что храм здесь нужен. Впрочем, как и в других местах города. До революции в Благовещенске было 12 отдельно стоящих храмов, домовые храмы и часовни, и все они были полны. Но в первую очередь очень важно, чтобы люди приходили. Потому что какой смысл, если будет пусто? Люди пойдут, когда почувствуют духовную жажду, а мы священники в чем сможем будем помогать.

— Во время службы Вы читаете проповеди. Много ли времени уходит на их подготовку и есть ли какой-то план таких бесед?

— Бывает так, что ты ночью сидишь, готовишься, составляешь план, выходишь на амвон и все — у тебя в голове пустой лист. Все, что ты заготовил, улетело, а ты говоришь о другом, о том, что чувствуешь важным сказать именно сегодня. И, как в Евангелии сказано: «Дух Отца вашего будет говорить в вас», так и священник от сердца к сердцу обращается к прихожанам.

— Вы — папа дочери с синдромом Дауна. Приходилось ли Вам на проповедях затрагивать тему особенных детей?

— Прям так конкретно — нет. В Евангелии есть много моментов, касающихся исцеления и Божественной помощи для людей с ограниченными возможностями здоровья. Например, когда женщина страдала от кровотечения 12 лет, и не могла избавиться от своей болезни, когда другая женщина около 18 лет находилась в скрюченном положении, и никто ее не мог выпрямить, когда человек имел сухую руку, когда люди прокаженные становились изгоями. И я делал акцент на том, что Богу нужны все. Он в силе помочь, исцелить и сделать так, чтобы рядом кто-то был — вот об этом я говорил.



— Как Вы считаете, священник — это все-таки работа или образ жизни?

— Не важно, где ты: в храме или магазине, что на тебе надето: подрясник или джинсы, ты всегда остаешься священником. И, более того, на тебе всегда лежит ответственность не только за себя, но и за всю Церковь. К сожалению, это так, потому что стоит одному из нас совершить какой-то неблаговидный поступок, как критика обрушивается на всю РПЦ. Так что на тебя всегда смотрят сотни глаз и людей, и Бога, конечно же.

— Помимо сотен глаз у Вас ведь есть еще и подписчики. Свои аккаунты в Instagram есть также у Вашей супруги и даже маленькой дочери. Не противоречит ли жизнь в социальных сетях церковным канонам? Нужно ли спрашивать на это благословение?

— Думаю, страничка в соцсетях служит архивом твоей жизни. В этом нет ничего плохого. Хотя я считаю, что матушке Анне нужно вести блог — у нее очень много мудрых мыслей, но она не хочет, чтобы вся ее жизнь проходила в телефоне.

— Одна из задач священника — исповедовать прихожан. Как Вы пропускаете эти истории через себя?

— У одного батюшки я слышал выражение: священник на исповеди как мусорное ведро. Я не согласен с этим. У нас ведь тоже есть сердце. Иногда я даже назначаю прихожанам индивидуальную исповедь. Особенно тем, кто делает это в первый раз. И, безусловно, ты все это пропускаешь через себя. С другой стороны, есть прихожане, которые давно посещают храм, и зачастую для них это становится формальностью. Мы с амвона учим, что так делать нельзя. Нужно искренне раскаиваться, если помыслил или совершил нехороший поступок. Но и священник должен понимать, кто к нему пришел: кому-то требуется больше времени на беседу, а кто-то сам следит за своей духовной жизнью и знает, где он нагрешил, поэтому сразу переходит к сути. Вообще, лучше, чтобы у человека был один духовник. Идеально, когда и священник знает всех прихожан по именам, чтобы во время причастия не ждать, пока тебе назовут имя, а помнить его самому.

— А вы знаете свою паству по именам?

— Да. Я ведь три года здесь, и мы через многое прошли вместе: улучшали храм и двор, проводили разные мероприятия: ярмарки, концерты, чаепития. Мы сплотились и дружим.

Отец Евгений и матушка Анна в прошлом году впервые стали родителями. В их молодой семье появилась Вера — ребенок с синдромом Дауна. О том, как мама и папа отнеслись к рождению особенной малышки, с какими трудностями и радостями они столкнулись, можно прочитать здесь.